Когорта - Страница 42

– Извините, сударь, добрый день вам, – произнес он с чудовищным акцентом. – Я извиняюсь много, но неужели вы такой большой начальник есть, что вас запрещено беспокоить? Кто вы, мистер большой босс?

Келюс представился.

– Джон Джагер, «Нью-Йорк Геральд»… Мистер Лунин, вы есть первая сенсация! Большой русский начальник путешествовать инкогнито!

– Я не начальник, – уточнил Николай, – я пленный.

– О! – обомлел корреспондент. – Мистер Лунин, у вас есть жалоба на обращение? Нарушались ли ваши права? Вопрос о пленных очень интересует наши читатели!

– Мои права не нарушались, – вздохнул Келюс. – Успокойте ваших читателей, мистер Джагер.

– Оу! – Мистер. Джагер почесал затылок. – Тогда будем искать иную… э-э-э… поживу. Знаете, мистер Лунин, мне долго не везло. Мой земляк и френд Тэд Валюженич звать меня на Тибет, но безжалостный босс заставить полгода писать о бракоразводный процесс. Но теперь наконец-то что-то! Решающий прорыв фронта, максималисты… э-э-э… большевики бегут, Мценск взят, генерал Тургул идет на Столицу! Но, мистер Лунин, если будут нарушаться ваши права, обратитесь ко мне, и я устроить такой шумный сенсация…

Рано утром поезд, проехав черные руины Орла, свернул на северо-восток. Через час состав остановился, и корреспондентов пригласили пройти к находящемуся неподалеку шоссе, где их ждали автомобили.

Было прохладно, и Николаю подумалось, что лето, наконец, кончается. В этом году оно для Лунина несколько растянулось – там, откуда он прибыл, был уже ноябрь.

Дорога была почти пуста. Пару раз Николай замечал в кювете опрокинутые повозки, где-то вдали к небу поднимался черный дым, а однажды автомобили повстречали колонну пленных, конвоируемых бравыми донскими казаками. Корреспонденты пришли в бурный восторг, и кто-то даже попытался развернуть на ходу трехногую камеру-обскуру.

Окраины Мценска тоже были безлюдны. Жители, очевидно, до сих пор прятались, на улицах встречались лишь солдаты, таскавшие какие-то тюки и свертки. Внезапно у ближайшего перекрестка Келюс увидел черный обгоревший танк, на башне которого был заметен контур красной звезды. Репортеры радостно взвыли, но тут же приумолкли – автомобили въехали в зону, где только что шли бои. Жилые кварталы исчезли, вместо домов слева и справа от дороги тянулись дымящиеся руины, на обочинах то и дело попадались брошенные винтовки, опрокинутые повозки и трупы лошадей. Пораженные корреспонденты шепотом обсуждали силу неизвестного им оружия, обратившего полгорода в прах. Сгоревшие машины попадались все чаще. Почти на всех танках можно было заметить звезды, но на одном мелькнула белая надпись «Полковник Туцевич» и трехцветная эмблема. Потери несли не только красные.

Автомобили затормозили на центральной площади. Окружавшие ее двухэтажные дома чернели провалами окон, от некоторых не осталось и стен, сгорел даже небольшой сквер, примыкавший к одной из улиц. Напротив единственного трехэтажного дома, на котором косо висела обгоревшая надпись «Уком РКП(б)», стоял приземистый танк. Люки были открыты, и танкисты удобно расположились прямо на броне. Келюс услыхал звуки «Ламбады» и заметил на башне танка надпись. Белые буквы складывались в слова: «21 августа 1991 года».

Корреспонденты, выбежав из машин, принялись за работу. Защелкали камеры, а наиболее предприимчивые уже брали интервью. Николай, оставшись не у дел, огляделся и не спеша пошел туда, где кассетный магнитофон все еще крутил «Ламбаду». Репортеры уже успели сфотографировать героический танк, и экипаж обменивался язвительными шуточками по адресу гостей. Келюс подошел и стал рядом.

– Чего тебе, тоже интервью? – поинтересовался кто-то из танкистов.

– Нет, – Николай даже не обернулся, – надпись читаю.

– Читай, читай! – хмыкнули сверху. – Все равно не поймешь!

– Почему? Я тоже там был. С первой же ночи на баррикаде, а потом у путепровода.

– Да ну?! – Двое танкистов в одинаковых черных комбинезонах спрыгнули с башни.

– Точно. – На землю спустился третий парень. – Я тебя запомнил. С тобой рядом был еще такой высокий…

Николай кивнул – у путепровода с ним рядом стоял Фрол. – А мы тут уже третий месяц. Ну, отпад! Получаем, как в Штатах, а война – как в кино! Знаешь, земляк, как они нас называют? Марсианами!

– Почему? – удивился Николай.

– Танки впервые увидели, – хохотнул доброволец. – Ну, про вертолеты с «МиГами» я и не говорю. Вот и не верят, что мы свои. А что, тоже неплохо – марсиане, а?

– Неплохо…

Вспомнилось письмо с вырезанной подписью из серой папки цековского архива. Тот, кто писал из Кащенки, был уверен, что землю захватили марсиане. Бред сбывался – марсианские боевые машины под звуки «Ламбады» торили путь к Столице…

– Господин Лунин?

Келюс обернулся и увидел Тургула. Антон Васильевич почти не изменился со дня их первой встречи, только теперь на нем было не пальто-реглан, а черная кожаная куртка, похожая на те, что носили авиаторы.

– Я здесь, в некотором роде, инкогнито, – улыбнулся генерал, заметив взгляд, брошенный на куртку. – Отдал на растерзание репортеришкам заместителя, а сам решил этак незаметно подобраться к вам, Николай Андреевич. Честное слово, рад вас видеть!

– Здравствуйте, Антон Васильевич, – тихо ответил Келюс и замолчал. Когда-то ему хотелось доспорить с генералом, но теперь, посреди сгоревшего Мценска, разговаривать было не о чем.

– Как видите, я оказался прав. – Тургул кивнул на стоявший посреди площади танк. – Гражданская война не кончится в ноябре 20-го, как написано в ваших учебниках. А если кончится, то совершенно иначе. Как вы назвали такие воины? Интертемпоральные?