Келюс оказался в маленькой сырой комнатке. Посреди стоял стол, на котором красовалась чернильница в компании с перьевой ручкой. Небольшое четырехугольное окошко под потолком было забрано густой решеткой.
– Прошу садиться. – Офицер указал на табурет, стоявший у стола. Сам он сел напротив, достал несколько листов бумаги и макнул ручку в чернильницу.
– Ваша фамилия, господин Лунин?
– Иванов, – охотно откликнулся Николай. С милицией и госбезопасностью сталкиваться уже приходилось. Настал черед белой контрразведки.
– Так и прикажете записать?
– Именно так, – не стал спорить Лунин. – Иванов Иван, родства не помнящий.
– Прошу отнестись к моим вопросам с большей серьезностью, – буркнул штабс-капитан. – Итак, фамилия, господин Лунин?
– Лунин, бином! – разозлился Келюс. – Лунин Николай Андреевич!..
– Год рождения?
Год Келюс назвал с удовольствием, ожидая, что контрразведчик по крайней мере удивится, но тот лишь неодобрительно покачал головой и занес дату в протокол. Далее последовал вопрос сословной принадлежности. Лунин усмехнулся.
– Из потомственных большевиков! Штабс-капитана передернуло.
– Хочу напомнить, господин Лунин, что протокол является официальным документом. Извольте отвечать серьезно!
– Куда серьезней? – пожал плечами Келюс. – Дед – участник гражданской войны, большевик с восемнадцатого года. Отец – советский дипломат…
– Вы тоже… коммунист? – Голос офицера загустел от злобы.
– Состоял в Коммунистической партии Советского Союза с марта 87-го по апрель 91-го, – невозмутимо согласился Лунин, ожидая, что будет дальше.
Штабс-капитан чуть не зарычал, но сдержался. Что-то черкнув в протоколе, он поинтересовался вероисповеданием задержанного.
– Атеист, – с наслаждением сообщил Николай.
– С какой целью прибыли в распоряжение Добровольческой Армии?
Похоже, этот вопрос и являлся основным.
– С целью широкой пропаганды идей коммунизма среди рабочих, крестьян и трудовой интеллигенции!
– Господин Лунин. – Штабс-капитан вскочил, дернул шеей. – Вынужден предупредить о серьезности вашего положения! Вы проникли на засекреченный объект, вы наговорили такого, такого…
– Ara, – кивнул Келюс, любивший доводить до белого каления лиц подобной профессии. – Плохо работаете!
Контрразведчик дернул рукой за ворот, позеленел, покрылся пятнами, но тут в коридоре что-то упало, послышался стук и чей-то голос крикнул: «Нельзя! Куда? Нельзя сюда!» Протопали шаги, дверь с грохотом растворилась, и в кабинет ввалились двое парней, одетых в нечто Николаю знакомое и так не соответствующее обстановке – в черные танкистские комбинезоны.
– В чем дело? – возмутился контрразведчик. – Извольте немедленно выйти!
– Лунин? Коля? – обратился к Келюсу один из парней с глубоким, рваным шрамом не щеке.
– Он самый.
– Господа! – воззвал штабс-капитан. – Господин Лунин не имеет к вам никакого отношения!
– Сейчас выясним, – пообещал парень со шрамом. – Николай, в каком году полетел Гагарин? – Двенадцатого апреля 61-го, – оттарабанил Келюс, начавший кое-что понимать.
– А война в Афгане? – поинтересовался второй.
– Семьдесят девятый, 29 декабря.
– Из Столицы, да? – Парень со шрамом усмехнулся. – Я тоже. А Саша – из Рязани. – Сержант Касимов, – представился тот. – А я лейтенант Горкин. Игорь. – Парень со шрамом протянул Келюсу широкую ладонь. – Господа! – вмешался всеми забытый штабс-капитан. – Вы не имеете права!..
– Ты еще здесь? – поразился Горкин. – Дать бы тебе в зубы, чтобы наших не трогал!..
– Он коммунист! – возопил офицер. Горкин вздохнул:
– Сгинь, урод!..
Контрразведчик начал медленно перемещаться к двери.
– Хорошо, что мы рядом оказались. – Сержант Касимов достал из кармана черного комбинезона папиросы в яркой коробке с надписью «Мемфис».
– Заехали на денек, – кивнул лейтенант. – Нам прицелы должны прислать. Зашли в Технологичку, а тут Миша Плотников. Замели, говорит, хорошего парня…
Штабс-капитан добрался до двери и выскочил в коридор.
– За гэбэшниками своими побежал, – констатировал Горкин. – Ладно, пойдем отсюда!
Часовой у входа исчез, зато поперек коридора сиротливо лежала брошенная винтовка. Вскоре Келюс вновь оказался на первом этаже, где находилась лаборатория Тернема, но Горкин повел его в другую сторону, и они очутились перед большой двустворчатой дверью, у которой скучал офицер с повязкой на рукаве. При их виде он оживился:
– Пропуск, господа!
Впрочем, он не оставлял сомнений, что упомянутый пропуск мало его интересует.
– Чего с тобой, Костя? – удивился Горкин. – Не узнал?
– Узнал, Игорь, – вздохнул офицер. – Вас и Сашу могу пропустить как занесенных в список допуска. А вашего уважаемого спутника – увы! Тем более только что объявили тревогу. Хотя… Может, хоть на фронт отправят, тоска тут!..
И он с сокрушенным видом отвернулся. Лунин потянул тяжелую дубовую дверь, и в лицо ему ударил солнечный свет.
Они стояли на крыльце четырехэтажного здания посреди двора, окруженного такими же краснокирпичными корпусами. Во дворе, поросшем пожухлой редкой травой, стояли несколько солдат, со скучающим видом дымивших папиросами.
– А я тут был! – удивился Келюс, рассматривая двор. – Это же Харьковский Политехнический!
– Он и есть, – кивнул лейтенант. – Только пока еще не Политехнический, а Технологический. Правда, сейчас студентов отсюда попросили, тут, сам видишь, секретный объект…
Они спустились с крыльца и направились к воротам, когда внезапно послышался топот сапог. Из-за угла стали выскакивать солдаты с винтовками наперевес.