Когорта - Страница 22

Первой мыслью было выскочить на ближайшей же станции, но Лунин решил, что станционная милиция наверняка имеет его фотографию, а значит, и это не выход. Затем рассудил, что едва ли трюк с билетом придумала милиция. В поезде его брать не решатся, ведь он вооружен, а. значит, могут быть случайные жертвы. Милицейскую засаду следовало ждать где-нибудь на вокзале или в переходе столичного метро. Если же, что казалось более вероятным, билет продали бандиты Сиплого, то в поезде его брать тоже не решатся, ордера у них нет…

Постепенно Николай успокоился. Даже если он прав, время еще есть, его ждут в Столице, но можно сойти в Мелитополе или в Запорожье. Поезд проезжает эти станции ночью, темнота поможет скрыться… А может, все его опасения – ерунда, просто разгулялись нервы? Ведь не всевидящи же враги, не всемогущи!

Николай поставил будильник электронных часов на три ночи и попытался заснуть. После Чабан-Кермена он чувствовал себя слабым и разбитым. Пульсация на груди стихла, руки казались ватными, на затылок навалилась свинцовая тяжесть. Николай успел подумать, что сонным его арестовать проще всего, и тут же забылся.

…Странные тени мелькали перед его взором. Мрачно усмехался чернобородый Чезаре ди Гуаско, из-за деревьев следили горящие глаза псов-оборотней, а затем словно лопнул занавес, и Николай увидел странную, не похожую ни на что землю. Темно-серое низкое небо с легкими полупрозрачными облаками нависало над каменистой равниной, желтели ровные четырехугольники возделанных полей, а потом глазам открылся город, застроенный одинаковыми четырехэтажными домами с причудливыми усами антенн на крышах. В центре, на огромной пустынной площади, напротив памятника Вождю из ярко-синего камня возвышалась громада серого здания с высоким шпилем, на котором развевался красный флаг с изображением трех маленьких звезд. Николай не слышал ни звука, словно перед ним было толстое стекло, но чувствовал легкий, шепчущий ветер, несший песчинки и мельчайшие капельки воды. И наконец он увидел море. До самого горизонта, покрытого клубящимися сиреневыми тучами, раскинулись бушующие волны, они казались неестественно огромными, черными, с белой гривой пены на неровных гребнях. Чудовищный прибой накатывался на серый, абсолютно пустой безлюдный пляж, над кипящим морем не мелькали чайки, а на мертвом песке не было заметно даже обрывка водорослей. Страшная в своей бессмысленной мощи стихия раз за разом обрушивалась на голый беззащитный берег, и Лунин подумал, что, наверное, очень тяжело, когда такой шторм длится целый год – все четыреста двенадцать дней…

И вдруг все исчезло, и Келюс оказался на своей кухне в Доме на Набережной. Он сидел за столом, Фрол заваривал чай, а рядом застыл тихий и сумрачный Корф.

– Мы тут чайку решили сообразить. Фрол обернулся, и Лунин заметил, что лицо дхара украшает густая русая бородка, которую он никогда не носил при жизни.

– Не возражаешь, Француз? Все равно тебя пока нет… Да, недавно твой дед заходил, хотел с тобой обязательно поговорить.

Фрол достал три стакана, но чай налил только Келюсу, а себе и барону поставил пустые.

– Там… на горе, – попытался заговорить Николай. – Это вы? Вы мне помогли?

Фрол покачал головой, барон грустно улыбнулся.

– Пей чай, Француз, – предложил дхар, – тебе сейчас вставать. Только, елы, не пори горячку!..

Николай взял подстаканник, и вдруг его обожгло, но не жаром, а лютым холодом. Рука занемела, он застонал и проснулся.

В вагоне было темно, только под потолком тускло светились небольшие лампочки. Николай взглянул на часы. Было без пяти три, и он решил еще поспать, как вдруг услышал шум. Кто-то – один или даже двое – негромко разговаривал с проводником. Келюс осторожно выглянул в коридор и отпрянул: в глубине, у остывающей печки, мелькнул синий с красным милицейский китель.

Это, конечно, могло быть случайностью, но Николай понял, что такие совпадения не к добру. Он выглянул в окно – в темноте мелькала россыпь огоньков, поезд подходил к какой-то крупной станции. Значит, решили брать сейчас, ночью?

Лунин, стараясь двигаться бесшумно, спрыгнул с полки, накинул штормовку и вновь выглянул в коридор. Милиционеров было двое, теперь они стояли напротив первого купе, о чем-то беседуя с сонными пассажирами.

– Документы… – донеслось до него, – в поезде опасный преступник…

И это могло быть совпадением. Те, кто продал ему билет, наверняка знали номер места, а значит, совершенно незачем устраивать проверку целого вагона. Но если билет достался ему от банды Сиплого, то милиция таких подробностей могла и не знать…

Вспомнились слова Фрола: «Не пори горячку…» Келюс вновь выглянул в коридор. Милиционеры были теперь у второго купе, оттуда слышался возбужденный голос с сильным кавказским акцентом. Ему что-то отвечали, но уроженец Кавказа, разбуженный среди ночи, явно не желал успокаиваться. Милиционеры зашли в купе, проводник стоял рядом, глядя в противоположную сторону. Решившись, Николай схватил рюкзак и шагнул в коридор. Его не заметили, и Келюс, стараясь ступать как можно тише, пробрался к противоположному тамбуру. Секунда – и тяжелая железная дверь скрыла его от преследователей.

Тамбур гремел железом, из разбитого окна несло холодом, а за ним светились огни большого города. Поезд раскачивало на стыках, взвизгнули тормоза, и Келюса бросило к противоположной стенке – очевидно, на подъезде к станции эшелон затормозил на красном светофоре. Николай, успев подумать, что все это зря и лучше вернуться в вагон, дернул ручку. Массивное железо не поддавалось. Келюс, чувствуя, что поезд вот-вот тронется, рванул дверь снова – и опять напрасно. Поезд вздрогнул, Николая вновь отбросило в сторону, вагоны начали набирать ход. Келюс сжал зубы и снова дернул непослушную дверь. Послышался скрип, в тамбур ворвался свежий ветер, и Лунин прыгнул вниз, прямо на медленно ползущую перед ним железнодорожную насыпь.